Мацвей Ганапольскі — сапраўдны шматстаночнік журналісцкага цэха, які, аднак, не прыкаваны да працоўнага месца, бы Праметэй да скалы. Самае страшнае, кажа Ганапольскі, калі чалавек ходзіць на працу з дзявятай да пятай гадзіны.
Масціты калега, чыё імя амаль што чвэрць стагоддзя звязана найперш з радыёстанцыяй “Эхо Москвы”, сёння напоўніцу выкарыстоўвае магчымасці лічбавай журналістыкі — яго паходная студыя месціцца ў валізе.
Гэта дазваляе Ганапольскаму, як сам ён кажа, спалучаць прыемнае з карысным — вольна вандраваць ды ладзіць жывыя эфіры для радыё сямі гарадоў з самых розных месцаў зямнога шара.
Нашы шляхі перакрыжаваліся у Алматы.
— Матвей, вы уже больше года активно работаете на киевском радио «Вести». То есть взялись за это дело «после Крыма». Это как-то взаимосвязано?
— История очень проста. После 25 лет на «Эхе Москвы» захотелось чего-то новенького. Это новенькое должно было быть шире, и в других рамках, и по задаче другое, чем на «Эхе». Это как в театре антреприза, когда вы играете спектакли со всеми, но иногда делаете сольные проекты.
В Киеве не было разговорной станции — такой, которая 24 часа в сутки ведет разговор со слушателями. И вот мне предложили поработать для утреннего эфира. Это огромная нагрузка. Я каждый день встаю в пять утра, в семь начинаю эфир.
И кроме того, у меня еще отдельная сольная передача, которая идет с пяти до шести каждый день. Тут я выступаю в необычном формате. У меня практически нет гостей, я говорю только с аудиторией. Это такой специфический жанр, очень популярный на Западе, но я решил его внедрить здесь.
Никакого совпадения ни с Владимиром Путиным, ни с какими-то элементами авторитаризма, ни с Крымом это не имеет. Станция «Вести» в Киеве существует год, но начали-то мы готовиться к эфиру полтора года назад.
— И все же: как «после Крыма» стало работаться в России? Вы ведь и на «Эхе» продолжаете…
— Никто не может ответить на вопрос, почему до сих пор существует «Эхо Москвы». Считается, что это — личная игрушка Путина. В каком-то смысле радиостанция ему необходима для тестирования общественного мнения.
В России «Эхо Москвы» выполняет странную функцию такого Гайд-парка, куда приходят всякие, по мнению власти, полусумасшедшие, которые высказывают свои полусумасшедшие либеральные идеи.
Сейчас работать стало тяжелее, потому что власть приступила к злобным атакам: вывешиваются напротив редакции «Эха» транспаранты, на которых в издевательской манере показаны журналисты, Эдуард Лимонов на страницах газеты «Известия» призывает к немедленному закрытию радио, высылке журналистов из страны.
В общем, ситуация не сахар. Но это и обратная сторона популярности.
— А есть ли спрос на качественную журналистику в России, Беларуси, других авторитарных постсоветских странах? Ведь в них для этого, как говорят эксперты, нет базовых условий — демократии, настоящего рынка (в том числе медиарынка), среднего класса.
— Все, что вы сказали, — это абсолютная правда. Но это — не ко мне. Я — журналист, я выполняю свой общественный долг.
Задача журналиста — совместить информацию и развлечение. Он должен рассказывать о событиях интересно, чтобы его слушали.
За год я помог поднять эфир новой радиостанции с неизвестности на пятое место в Киеве. В троллейбусе на весь салон пускается мой утренний эфир! Или, например, его слушают в такси. В маршрутках кричат «громче!» — и включается громче мой эфир.
— Чем вы взяли?
— Профессионализмом. По подсчетам начальства, я держу на себе 24 процента рейтинга радиостанции.
— Как стать таким вот человеком-студией, как вы? Я так понимаю, что вы можете вести эфиры хоть из Антарктиды.
— Действительно, вы видите на столе в этом гостиничном номере микшерский пульт, несколько компьютеров, переплетенные провода, микрофоны… Сказалось мое увлечение техникой в детстве: я любил паять, крутить, соединять, был таким радиолюбителем.
Вообще люблю радио больше, чем телевидение. Телевидение привязывает к студии, ты должен заботиться, как выглядишь… Радио — это ты и микрофон, а микрофон — это синоним человеческого уха. Ты говоришь в микрофон, а общаешься, может быть, с миллионом людей.
В один прекрасный момент мне захотелось путешествовать: год жил в Италии, год в Соединенных Штатах Америки. Теперь я выезжаю куда угодно и когда угодно, но при этом обеспечиваю эфир со студийным звуком. По моему настоянию был разработан специальный софт, который позволяет это делать. В своем деле я фактически придумываю новые технологии.
Вот через час сорок пять — очередная передача. У меня эфир идет, например, на два города в США, на канадский Ванкувер, Украину; естественно, на «Эхо Москвы»… Причем в каждом городе свои слушатели. Если вы думаете, что моя передача в Нью-Йорке такая же, как в Чикаго, вы глубоко заблуждаетесь.
— На каком языке вы их делаете на Америку?
— На русском, для тамошних русскоязычных.
— Вы написали книгу «Кисло-сладкая журналистика» для тех, кто мечтает об этой профессии, примеривается к ней. В книге, говоря сетевым языком, «много букафф» — можете выразить моралите в нескольких фразах? Что нужно, чтобы стать не просто ремесленником, а настоящим журналистом?
— Сейчас, кстати, пишу продолжение, будет еще два тома. Я пишу, что журналистика — это помесь очень многих важных вещей. Нужно умение писать, говорить. Нужно быть в меру образованным — я называю это «быть широким дилетантом». Разговаривая с любым человеком, надо не доказывать, что ты великий в его области, а просто понимать, о чем он говорит.
В радиожурналистике важно и точное знание технологий эфира, чему можно научиться.
Но есть самое главное — то, чему научиться нельзя. Я утверждаю в своей книге, что любой журналист — это на 80 или даже 90 процентов прежде всего человек.
Если каждый из нас спросит себя, кого он любит из журналистов, то выяснится, что он любит тех, в ком не замечает технологий, а замечает их человеческие качества.
— То есть нужно быть личностью.
— Совершенно верно. Когда мы смотрим фильмы, мы видим, какие люди сидят на экранах новостей в Соединенных Штатах. Вы не увидите там пацана, закончившего американский журфак.
Там сидят седые люди, один вид которых показывает: то, что сейчас происходит на экране, — это не шутка. И ведущий новостей своей сединой отвечает за качество продукции.
Главное в журналисте — это репутация. Журналистика — это крайне репутационное дело.
Все журналисты равны в своих возможностях. Я не столичная штучка. Родился во Львове, жил в Киеве, приехал в Москву — и взял ее, и этим горжусь.
Я свободно отстаиваю те идеи, которые хочу, не боясь критики, спокойно относясь к издевательским репликам власти и моих недругов. Но я же это сделал!
Может, кто-то талантливее и я не гожусь ему в подметки. Однако таланта мало. Надо уметь себя продать. Но продажа себя — это не значит пойти в государственный телевизор, где согласиться на все и быть телевизионной проституткой. Нужно упорно работать, отстаивая свои индивидуальные убеждения.
Вот это в журналистике самое тяжелое. Я не коренной москвич в пятом поколении. Я просто двадцать пять лет работаю на свою репутацию, а все остальное получается автоматически.
