Когда моей дочери было от трех до пяти, мы любили играть в дороге в прятки. Прямо в машине.
Игра начиналась с того, что ребенок накрывался пледиком с головой, а двое взрослых затевали нехитрый диалог: «А где наша доченька? А куда она спряталась? Может она в багажнике?» - «Нет». – «А может в бардачке?» - «И там ее нет!» - «Может мы ее на заправке забыли?» - «Нет, точно не могли!»
В этот момент ребенок с радостным криком срывал с головы и плед. И мы тут же ее «находили»! Смеялись. И игра повторялась заново.
Эта детская забава на прошлой неделе вспомнилась в связи с очередными удивительными поправками в закон «О СМИ», которые предлагают принять в Беларуси. На сей раз законотворцы решили, что пора бы уже окончательно упорядочить правила игры для журналистов и наложить прямой запрет на их профессию.
Как еще можно назвать запрет на прямые эфиры с мест общественно значимых событий? Да никак. Исключительно ограничительной мерой, призванной закрыть рот неугодным журналистам.
Расчет прост: если журналист, даже оказавшийся в гуще событий, не сможет показать эти события в прямом эфире своей аудитории, аудитория узнает о происходящем постфактум, а значит не сможет присоединиться к тем, кто, скажем, вышел на акцию протеста.
Да, запрет на стрим не носит тотальный характер: показывать запрещено лишь то, что не разрешено. Вести стрим с автопробега «За Беларусь!» никто не запретит, даже если официальных бумаг на руках у организаторов нет, а вот вести такой же стрим с автопробега под национальными бело-красно-белыми флагами уже чревато обвинением в участии и даже в организации незаконного массового мероприятия.
Впрочем, во всем этом журналистов регулярно винят, судят и даже приговаривают к реальным срокам уже с лета прошлого года. Так что законодатели тут ничего нового не предложили. Разве что раньше все эти суды и приговоры были результатом изнасилования законодательства и здравого смысла со стороны судей и прокуроров. А сейчас это насилие сделали «вариантом нормы».
Это скажем, если бы раньше отдельных врачей судили за оказание медицинской помощи потенциальным нарушителям закона, а сейчас просто приняли закон, который напрямую запрещает медикам помогать определенным категориям граждан.
Или, например, если бы раньше учителя судили за то, что у него в классе среди мальчиков вдруг училась девочка, а сейчас просто запретили всем учителям учить девочек.
Или… Впрочем, история таких «или» знает немало. Политика апартеида в ЮАР, расовая сегрегация в США, черта оседлости для евреев в Царской России. Вариантов «якобы нормы», при которой одним можно все или почти все (в том числе выпускать по ТВ дичайшие сюжеты, которые тянут на уголовную статью по факту разжигания социальной и религиозной ненависти), а другим – лишь «вышивать крестиком», предостаточно.
О равных правах беларусским журналистам приходится только мечтать. Хотя еще вопрос с кем мы хотим иметь равные права? Если с пропагандой, то может ну ее? Чище и совестливей не иметь таких прав и просто идти своей дорогой и делать свою работу.
А запрет на прямой эфир? Так это же просто попытка маленького ребенка поиграть в прятки в машине. Мол, если накрыться с головой, то родители тебя не видят.
И если отключить стримы, и перерубить аудитории этот канал информации, то в окошко посмотреть наши зрители и читатели уже не догадаются.
Ну что ж, дети растут. И однажды понимают, что прятки – это очень интеллектуальная и довольно сложная игра, у которой есть свои правила. При чем как для тех, кто прячется, так и для тех, кто ищет.
Возможно, однажды это поймут и беларусские власти. И не важно, кто тогда будет у руля. Журналисты в любом случае будут искать. И непременно найдут.
Потому что имитировать до поры до времени можно многое, и даже оргазм, но обеим сторонам, рано или поздно, станет очевидно, что такое положение вещей не удовлетворяет никого. И если беларусы уже осознали это, то властям страны еще предстоит принять этот неприятный факт не-любви и нежелания в ней жить. И тут уже никакой запрет на стрим ситуацию не спасет.
